Мияги Чоуджун (Мияги — японское произношение его фамилии, окинавцы же говорят Миягусуку) родился 25 апреля 1888 года в городе Наха (остров Окинава). Семья его принадлежала к сословию дворян, а глава семьи, Миягусуку Тёсё, владел двумя кораблями, на которых привозил из Китая медицинские препараты, считался одним из богатейших людей в округе. Но судьба его сложилась трагически — Миягусуку Тёсё умер, и Чоуджун стал наследником (и это несмотря на то, что он был третьим ребёнком, а место главы в роду должен был занять первенец в семье). Вообще от рождения ему было дано имя Мацу (что означает «сосна»), но после смерти отца его воспитанием занялся ещё и его дядя, давший ему имя Чоуджун. Юный Чоуджун был от природы физически крепким мальчиком и отличался буйным характером. В 1899 году, когда ему исполнилось одиннадцать лет, его мать попросила известного мастера туди-дзюцу (так в старину называли каратэ) Арагаки Рюко принять Чоуджуна в ученики. Это было смутное время так называемой Реставрации Мэйдзи, когда шёл слом старой феодальной системы. Многое, например, вся структура общества и идеологическая концепция государства, резко изменились. Те ценности, которыми совсем недавно дорожили и гордились все окинавцы, в одно мгновение оказались «устаревшими и ненужными». Проще говоря, память поколений была выброшена на «свалку истории». Мать Мияги Чоуджуна, глядя на всё это, пришла к тому выводу, что мужчине необходимо быть закалённым и физически, и духовно. Вот поэтому она настояла на том, чтобы Чоуджун начал заниматься воинскими искусствами. Как стало известно со слов ныне здравствующего мастера Хигаонны Морио, в доджо Арагаки Рюко юный Мияги в основном занимался укреплением своего тела и работал с такими приспособлениями как макивара, чиши, нигири-гамэ и другими приспособлениями из раздела ходзё-ундо. Мияги — ученик Канрё Хигаонны. Когда юноше исполнилось 14 лет, наставник представил Чоуджуна своему другу, мастеру Хигаонне Канрё, и предложил взять этого парнишку в ученики. Стать учеником Хигаонны значило удостоиться большой чести, поэтому многие стремились изучать воинские искусства у этого известного мастера. Но немногие и из тех, кто начинал заниматься у него, оставались, вынеся огромнейшие нагрузки. Мияги Чоуджун выдержал первое испытание: долгое время он не занимался ничем, кроме работ по дому и саду. Ему, отпрыску знатного рода, приходилось, не покладая рук суетиться по хозяйству: он убирал в доме, чистил и мыл полы, приносил воду, ухаживал за растениями в саду и многое-многое другое. Делал он это с большим энтузиазмом, и вскоре у Хигаонны Канрё не осталось и тени сомнения в том, что перед ним человек искренний с чистыми помыслами, не чурающийся даже грязной работы и настойчивый в достижении своих целей. Превознемогая боль и усталость, Мияги посещал тренировки. Стремление стать мастером каратэ побуждало его заниматься и в свободное время. По утрам путь в школу он совершал бегом, а кроме этого часто ходил к морскому побережью, где занимался в основном физическими упражнениями. В школе он стал одним из лучших по гимнастике, попробовал свои силы в дзюдо и сумо. Кстати, окинавский вариант отличается от японского, как мне кажется, простотой и отсутствием огромного количества ритуалов и доступностью правил. Но сейчас важно не столько это, сколько определить отношение Чоуджуна к воинскому искусству. Что касается каратэ, Мияги просто «заболел» им. Выполняя Санчин-ката, он пытался заглушить шум прибоя силой своего дыхания; он поднимал тяжёлые камни и совершал с ними различные движения, чтобы развить силу, бросал их, стараясь метнуть как можно дальше. Ката Санчин он иногда выполнял, заходя в море по шею. Гребень волны становился для него «врагом», и по нему он наносил удары, оттачивая своё чувство дистанции. Слышал я, что во время некоторых своих визитов на Кюсю (уже мастером солидного возраста), он, будучи на заснеженной вершине одной из гор, вышел на улицу босиком и выполнил Санчин несколько раз, стоя по колено в сугробе. Для того, чтобы укрепить мышцы спины и шеи, обвязывал пояс вокруг одного конца бревна, а другой надевал на шею и разгибал спину. А после тренировки, проведённой у мастера Хигаонны, он уставал настолько, что, как рассказывают, не мог подняться по лестнице на второй этаж, где находилась его комната, поэтому часто ему приходилось ночевать в коридоре на холодном полу. Вообще, о том, как тренировался Мияги, ходят легенды. Людская молва искажает правду донельзя и многое из того, что он якобы делал, просто неправдоподобно, но кое-что в этих рассказах является правдой. Он действительно великолепно владел своим телом и разумом, а с целью самосовершенствования зачастую совершал странные на первый взгляд вещи. Например, идя по узкой и пустынной городской улице, по обе стороны которой стояли мощные и грубые каменные стены, он бился плечом об одну из них, отскакивал, бился о другую. Делал он это для того, чтобы укрепить свои мышцы и быть нечувствительным к боли. Он мог ни с того ни с сего упасть на мостовую, проверяя свою страховку при падении. Мияги, как рассказывают, никогда не садился спиной к двери или открытому окну, каждый раз, подсознательно выбирая наиболее удобное положение для защиты при неожиданном нападении. Перед тем как лечь спать, он наносил несколько ударов по сетке от москитов, проверяя, быстры ли его движения, и гасил свечу ударом кулака. Однажды, он проснулся и попросил жену открыть и закрыть ставни, потом ещё несколько раз также. Она выполнила просьбу, но решила, что он сошёл с ума. На самом деле, он просто хотел проверить, с каким звуком открываются окна, чтобы уметь распознать вторжение в дом. Рассказывают еще, что он просил свою жену будить его при помощи бамбуковой палки, чтобы не навредить ей своими непроизвольными реакциями. Как это ни странно звучит, Мияги никогда во время еды не подносил палочки острием к себе, а когда ходил по городу, постоянно контролировал пространство вокруг на случай внезапного нападения. На татами он отрабатывал удар кончиками пальцев, а ножки стула, на которых он отрабатывал свои невероятно крепкие захваты, ему служили имитацией рук противника. Кстати, он отжимался зачастую на указательных пальцах рук. В декабре 1910 года, после женитьбы, его мобилизовали и направили в Пятую Дивизию в лагерь Мияко-но-дзё, располагавшийся в Миядзаки-кэн, Кумамото на острове Кюсю. Там ему пригодились навыки самообороны, а также умение владеть шестом и копьём, которые Мияги переложил на штыковой бой с винтовкой (дзюкэн). Будучи человеком неглупым и богатым, он приложил немалые усилия и затратил значительные средства для того, чтобы показать офицерам своё благородное происхождение. Этим он заслужил доверие старших по званию. Деньги, получаемые за службу и присылаемые родителями, он тратил на то, чтобы проводить время с офицерами и угощать их выпивкой. Вскоре он завоевал их доверие, они даже решили доверить ему проведение занятий по физической подготовке и разрешили преподавать каратэ, но вскоре от этого отказались. Тренировки, являвшиеся для рядовых солдат общеобязательными, никто не хотел посещать. Мияги был весьма суров со всеми и начал с того, что приступил к обучению ударам. Вместе с рядовыми в одном ряду стояли и офицеры, выказавшие желание научиться каратэ. После проработки базовой техники, бойцы должны были отрабатывать на макиваре технику удара кулаком по несколько часов, что не вызывало у них большого желания. Наибольшее внимание Мияги уделил и тем военнослужащим, которые в момент прибытия Мияги в лагерь пытались показать, что они сильнее других и обладают большими правами, нежели другие. Теперь они получили урок. Короче говоря, Мияги показал старослужащим, что такое каратэ, и его зауважали. Служить Мияги довелось с националистически настроенными японцами, которые пытались унижать выходцев с Окинавы. Те обычно могли говорить только на своём диалекте, и зачастую не умели читать и писать. Только во флоте положение окинавцев было более-менее равным по сравнению с большинством выходцев с Кюсю. Отделение Мияги благодаря его талантам постоянно выигрывало соревнования по боям на макетах винтовок и деревянных мечах. Видя, что не могут с ним справиться, оппоненты из других подразделений задумали проучить его. Однажды ночью они напали на спящего Мияги и стали избивать его палками, намереваясь убить. Чоуджун, не ожидавший такого, втянул голову в плечи, закрыл её руками и напряг мускулы, чтобы выдержать удары. Наутро нападавшие были изумлены, увидев, что не смогли причинить окинавцу никакого вреда и тот смог ещё и прийти первым к финишу на состоявшемся в это утро кроссе. Мияги всегда помогал своим сослуживцам. Часто, когда перед солдатами ставилась задача преодолеть в полной выкладке участок пересечённой местности длиной в 40 км, не все могли выдержать такое. Мияги не только помогал нести отдельные вещи своих слабых товарищей, но иногда нёс их на себе вместе с поклажей. То, что он был необычайно силён, видели все. Это определил с первого взгляда и тренер по дзюдо в городе Мияко-но-дзё, куда Мияги направился в один из отпусков, чтобы потренироваться. Мастер сразу же отметил, что у парня с такой мощной шеей и крепкими руками за плечами не один год занятий физическими упражнениями. И действительно, когда он приступил к занятиям, никто не мог с ним справиться. Мияги часто посещал это доджо, и перед отъездом сэнсэй попросил его остаться продолжить постижение дзюдо немного дольше. Мияги отказался: он торопился на родину. Хигаонне Канрё было суждено прожить еще три года, после того как его ученик вернулся с военной службы. В течение этого времени Мияги изучал те ката Наха-тэ, которые до сих пор не знал. Каждый день он заходил за учителем и провожал его до своего дома, где они тренировались весь день. Мияги лично готовил наставнику обед и ужин и подавал пищу на специальном подносе такаудзин, который на Окинаве использовали только при обслуживании сановитых аристократов. В свою очередь сэнсэй не только демонстрировал своему ученику движения каратэ, но посвящал его в сам дух учения, подолгу беседуя с ним. Продолжая тренироваться у Хигаонны, Мияги видел, что его учитель очень беден. Канрё никогда не брал денег за занятия. Думая о том, как помочь своему учителю заработать, Чоуджун предложил мастеру повесить вывеску над входом в доджо. Канрё наотрез отказался, объяснив это тем, что вывеска приглашает тренироваться любого, что не приемлемо, так как каратэ — смертоносное искусство, которое нельзя передавать каждому встречному. К октябрю 1915 года состояние здоровья Хигаонны Канрё значительно ухудшилось, и он скончался. Траурная церемония, как писал Хигаонна Морио, проходила в доме мастера Мияги. Он же взял на себя все расходы, связанные с обрядом погребения. 

Share this: